Звездный десант - Страница 2

Он взглянул на часы.

— У «Сорвиголов Расжака» высокая марка, и ее нужно держать. Лейтенант просил передать, что будет следить за вами… и надеется, вы сумеете прославить свои имена!

Джелли бросил взгляд на сержанта Миглаччио, командира первого отделения:

— Пять минут для падре.

Парни один за другим выходили из строя и становились на колени перед сержантом Миглаччио. Совершенно неважно, кто ты был, во что верил — в Аллаха, Христа, Иегову или какую-нибудь ересь, ты мог встать перед падре на колени, он обращал свое сердце к каждому, кто хотел с ним поговорить перед десантом. Я слышал, что где-то есть священники, которые не идут в бой вместе со всеми, и не мог понять, как такие священники могут работать в войсках. Как может священник благословлять кого-нибудь на то, чего он сам не хочет и не может делать? Так или иначе, в десанте выбрасывался каждый и воевал тоже каждый — вплоть до капеллана и повара. Когда мы начали спускаться по широкому коридору, никто из «сорвиголов» не остался в отсеке — кроме Дженкинса, конечно, но это не его вина.

К падре я с другими не подошел: боялся, что кто-нибудь заметит, как меня трясет. В конце концов, он вполне мог благословить меня и на расстоянии. Но вдруг он сам подошел ко мне, когда последний из преклонивших колени встал, и прижал свой шлем к моему.

— Джонни, — произнес он тихо, — ты первый раз участвуешь в выброске как сержант.

— Да, — сказал я, хотя на самом деле я был таким же сержантом, как Джелли офицером.

— Я только вот что хочу сказать, Джонни. Не пытайся сразу стать генералом. Ты знаешь свою работу. Исполни ее. Только исполни. Не старайся получить медаль.

— О, спасибо, падре. Все будет нормально.

Он проговорил что-то ласковое на языке, которого я не знал, потрепал меня по плечу и заторопился к своему отделению.

— Тэнн, заткнись! — скомандовал Джелли, и мы все подтянулись.

— Отряд!

— Отделение! — эхом ответили Миглаччио и Джонсон.

— По отделениям — приготовиться к выбросу!

— Отделение! По капсулам! Исполняй!

— Группы! — мне пришлось подождать, пока четвертая и пятая группы рассядутся по капсулам, а уже затем пройти по отсеку отстрела капсул к своей. Я устраивался в капсуле и думал: интересно, тех древних, которые залезли в троянского коня, тоже трясло? Или это только я один такой? Джелли проверил герметичность каждого и собственноручно закупорил меня. Закрывая колпак, он нагнулся ко мне и сказал:

— Не теряй головы, Джонни. Считай, что ты на учениях.

Он закрыл капсулу, и я остался один. «На учениях»! Меня затрясло еще сильнее. В наушниках раздался голос Джелли:

— Контакт! «Сорвиголовы Расжака»… готовы к выбросу!

— Семнадцать секунд, лейтенант! — отозвалось бодрое контральто капитана корабля. Меня резануло, что она назвала Джелли лейтенантом.

Конечно, лейтенанта нет в живых, а Джелли, вполне возможно, займет его место… Но мы все еще оставались «Сорвиголовами Расжака».

— Счастливо, ребята! — сказала она.

— Спасибо, капитан.

— Пристегивайтесь. Пять секунд.

Я был плотно пристегнут к креслу — лоб, живот, голени, — но дрожал пуще прежнего.

Когда отделяешься от корабля, становится легче. Сначала сидишь в кромешной темноте, замотанный, как мумия, так что едва дышишь — для того, чтобы снять последствия ускорения. Сидишь и знаешь только то, что в капсуле вокруг тебя азот и шлем снимать нельзя (хотя и при всем желании ты не смог бы этого сделать). Знаешь, что отсек отстрела забит такими же капсулами, и если по кораблю вдарят, то тебе останется только молиться и спокойно помирать. Не в силах двинуться с места, будешь бесконечно дожидаться в темноте смерти и думать, что все про тебя забыли… Будешь вертеться на орбите в развороченной скорлупе корабля, мертвой скорлупе, и наконец получишь свое, не в силах двинуться, чувствуя только, как удушье сдавливает горло. Или корабль сойдет с орбиты, и ты получишь свое внизу, если не сгоришь на пути к планете.

Потом сработала программа, капсулы были отстрелены, и я перестал дрожать. Когда кораблем управляет женщина, не жди никакого комфорта. Синяки обеспечены где только возможно. Да, я знаю, что они лучше справляются с работой пилота, чем мужчины, у них более быстрая реакция. В бою это важно, так как повышает твои шансы, равно как и шансы самих пилотов. Но они мало чем могут помочь, когда на ваш хребет наваливается тяжесть, в десять раз превосходящая обычный ваш вес.

Хотя я должен отметить, что капитан Деладрие свое дело знала. Я даже не почувствовал, когда «Роджер Янг» перестал тормозить. Прозвучала ее команда:

— Центральный отсек… отстрел! — И два звучных хлопка: бум! бум! Это Джелли и сержант отряда отделились от корабля. И тут же: — Отсеки левого и правого борта — автоматический отстрел!

Бум! И капсула дергается и передвигается на новое место. Бум! И она дергается снова, как патрон в магазине старинного автоматического оружия.

Что ж, так оно на самом деле и есть… только вместо стволов длинные туннели отсеков космического военного крейсера, а каждый патрон — капсула с десантником в полном боевом снаряжении.

Бум! Я всегда был номером третьим и покидал корабль одним из первых.

Теперь же я был «крайним Чарли» — замыкал выброс трех групп. С непривычки ожидание казалось долгим, хотя каждую секунду отстреливалось по капсуле. Я стал считать хлопки. Двенадцать. Тринадцать. Бум! Четырнадцать — странный звук — это пошла пустая, в которой должен был быть Дженкинс. Бум!..

Что-то клацнуло: мой черед, моя капсула в камере отстрела. И наконец А-А, М-М! — взрыв, сила которого заставляет вспомнить маневр торможения нашего капитана как детскую ласку. И тут же неожиданно все ощущения пропадают. Пустота. Ни звуков, ни давления, ни веса. Парение в темноте… свободное падение, примерная высота — тридцать миль. Атмосферы как таковой еще нет, плавно падаешь навстречу планете, на которой никогда не был. Но дрожь прошла: ожидание кончилось. Когда ты отделился, особенно плохо тебе уже не будет: случись беда, все произойдет так быстро, что получишь свое, не успев ничего заметить.