Но от себя я не мог скрыть, что глупо, как мальчишка, горжусь новыми шевронами. После прибытия на Санктор я вошел в двери космопорта, задрав нос, и, не глядя, сунул чиновнику бумаги. Я стоял и ждал, пока таможенник примеривался, куда лучше поставить свой никчемный штамп, — и в это время позади меня кто-то сказал:
— Извините, сержант. Эта шлюпка с «Роджера Янга»?
Я повернулся к говорившему, скользнул взглядом по его рукаву небольшого роста, сутуловатый капрал, — наверное, один из наших новых…
— Отец!
В следующее мгновение капрал уже сжимал меня в объятиях.
— Джонни! Джонни! Мой маленький Джонни! Я обнял его, поцеловал и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Представляю, как оторопели чиновники космопорта: сержант целуется с капралом. Потом мы отдышались, вытерли глаза и рассмотрели друг друга получше.
— Давай найдем уголок, сядем и спокойно поговорим. Я хочу знать… обо всем! — Я глубоко вздохнул. — Я был уверен, что ты погиб.
— Нет. Несколько раз был близок к этому, но обошлось. Но, сынок… сержант. Ведь мне нужна шлюпка с «Роджера Янга». Понимаешь…
— Ну, конечно, она с «Роджера». Я только…
Он страшно огорчился.
— Тогда мне нужно спешить. Прямо сейчас. Я должен доложить о прибытии.
— Тут он снова заулыбался: — Но ведь ты скоро вернешься на корабль, Джонни?
Или у тебя отпуск?
— Нет, папа, — я стал быстро соображать, что делать. — Послушай, папа, я знаю расписание. У нас еще куча времени: эта шлюпка уйдет только через час. Они будут заправляться, грузить почту, ждать ребят из увольнения…
Он колебался.
— Но у меня приказ сразу по прибытии доложить пилоту первой же шлюпки с «Роджера Янга».
— Папа, папа! Ты все такой же пунктуальный. Девчонке, которая командует шлюпкой, абсолютно все равно, когда ты объявишься — сейчас или перед самым стартом. Во всяком случае, за десять минут до отправления они объявят по радио свой причал и пригласят всех желающих. Не бойся, не опоздаешь.
Он позволил отвести себя к незанятой скамейке в углу зала ожидания.
Когда мы устроились, он спросил:
— Ты полетишь на одной шлюпке со мной или позже?
— Я… — я не знал, что сказать, и просто показал ему свои бумаги.
Он прочел и опять прослезился, а я поспешил его успокоить:
— Послушай, отец! Я постараюсь в любом случае вернуться. Я хочу воевать со своими ребятами, мне никто не нужен, кроме «сорвиголов». А тем более теперь, когда и ты с нами… э-э… То есть я понимаю, тебе будет неловко… но…
— В этом нет ничего стыдного, Джонни.
— Да?
— Я буду только гордиться. Мой сын станет офицером. Мой маленький Джонни. Я долго ждал и подожду еще немного. — Он улыбнулся. — Ты вырос, сынок. И возмужал.
— Со стороны виднее. Но, отец, я ведь еще не офицер, и может так случиться, что всего через несколько дней вернусь обратно, к «сорвиголовам».
— Хватит об этом, Джонни.
— Ладно.
— Я уверен, что ты сделаешь все как надо. И не говори больше, что у тебя не получится. — Он вдруг улыбнулся. — Впервые в жизни командую сержантом. Да еще говорю ему, чтобы он заткнулся.
— Ладно, отец. Только знай, что я в любом случае постараюсь вернуться к «сорвиголовам». Единственное, что…
— Я понимаю. Твоя просьба ничего не будет значить, пока не будет вакансии. Не будем гадать. Если у нас в распоряжении всего час, давай используем его на полную катушку. Рассказывай о себе, Джонни.
— У меня все хорошо, — сказал я вроде бы ничего не значащую фразу, но тут же подумал, что мне действительно нравится моя жизнь. И еще я подумал, что это просто счастливый случай — отец попал к «сорвиголовам». Там мои друзья, и там ему будет лучше, чем где бы то ни было. Ребята позаботятся о нем, ограждая по мере сил от опасности. Надо послать телеграмму Эйсу. Отец такой человек, что не признается в нашем родстве… — Отец, как долго ты уже на службе?
— Чуть больше года.
— И уже капрал!
Он погрустнел.
— Сейчас в Мобильной Пехоте люди быстро растут.
Я понял, что он вспоминает тех, кто погиб, и попытался отвлечь его от мрачных мыслей:
— Но тебе не кажется, что ты… ну как бы это сказать… ну, не очень подходишь по возрасту к тому, чтобы воевать в пехоте? Ведь можно служить на флоте или заняться математикой в отделе расчетов. — Я хотел пойти в Мобильную Пехоту и добился своего! — сказал он гордо. — В конце концов, я не старше многих других капралов и сержантов. И вообще, сынок, тот факт, что я на двадцать два года старше тебя, вовсе не означает, что я должен кататься в инвалидной коляске. У возраста есть свои преимущества.
Я знал, о чем он говорит. Припомнил, как сержант Зим выдавал те самые «игрушечные» шевроны прежде всего тем, кто постарше. И с отцом наверняка обращались в лагере не так, как со мной. Его взяли на заметку как потенциального капрала еще до того, как он вышел из лагеря: армия всегда испытывала недостаток в опытных, солидных сержантах и капралах. Я вдруг подумал, что один из главных принципов строения армии — патернализм.
Я не стал спрашивать, почему он захотел именно в Мобильную Пехоту. И почему получил назначение на мой корабль. Я просто почувствовал себя счастливым — таким, каким никогда не был даже в детстве, когда отец меня хвалил. И я не спрашивал, почему он пошел на службу. Мне казалось, что причину я уже знаю. Мама. Никто из нас не касался этой темы.
Я резко сменил тему разговора.
— Расскажи, как ты жил все это время. Где был и что делал.
— Так… обучался в лагере Сан Мартин…
— Вот как? Значит, не в Курье?